на главную в раздел: "Выставки и публикации"

 

Кира Калинина - Путешествие в воображаемую Сибирь


Среди многочисленных изданий Благотворительного фонда "Возрождение Тобольска" одно выделяется особо. Перёд нами календарь на вторую половину 2006-го и 2007-й гг. - календарь с собственным названием: "Воображаемая Сибирь. Географические чертежи и карты XVI-XVIII веков из собрания Алексея Булатова".

    Это именно тот случай, когда жалеешь, что материалы, отданные тебе в руки для рассмотрения и популяризации, заведомо недоступны широкой публике. Роскошное подарочное издание календаря-альбома рождено украшать стены избранных высоких кабинетов, а если бы и попало вдруг на полки книжных магазинов, то немногим любопытствующим согражданам влетало бы в копеечку.
    Вдвойне досадно, что редкостные старинные карты вкупе с занимательными текстами, размещенными под каждой из них на дополнительных листах, по прошествии полутора лет уступят место иным видам... Увы, такова участь всех календарей. Впрочем, наверняка найдутся любители, пожелавшие бессрочно хранить у себя эту удивительную "воображаемую Сибирь", чтобы время от времени с удовольствием погружаться в историю нашего края, реальную и мнимую, запечатленную в картинах и словах с дотошностью и тщанием, свойственным той поре, когда путь из Москвы в Пекин отнимал едва ли не два года, да что там - от Тобольска до Тары плыли три недели, а оттуда посуху до Томска добирались месяц...
    Но живя в неспешном, по нашим представлениям, ритме, тратя уйму времени на переезды, люди былого успевали на диво много. Взять хотя бы датчанина Эбергарда Избранта Идеса, который, поступив на русскую службу, сделался владельцем судоверфей в Воронеже и Архангельске, порохового и оружейного заводов под Москвой, а в 1692 году был послан царем в Китай во главе посольства. Путешествие заняло в общей сложности три с лишним года, но Идее не потратил их зря. Дорогой он делал заметки, где фиксировал не только личные впечатления от мест, через которые проезжал, но и сам маршрут, составлял описания географических объектов, с помощью простых астрономических приборов старался определить их местоположение и на основании этих измерений начертил карту...
    Он, конечно, не был профессиональным картографом, но, как человек образованный и, подобно многим современникам, одержимый духом Просвещения, с жадностью познавал окружающий мир, чувствуя себя первопроходцем на просторах великой Тартарии - так европейцы вплоть до XVIII века именовали земли, лежащие за Уральским хребтом, а то и до него... Идес прекрасно понимал, что добытые им знания неполны и поверхностны. Он "оставлял своим преемникам произвести более точные измерения и сделать дальнейшие открытия в этой неисследованной стране", но гордился тем, что "пробил тропу для них, был первым германцем, который проехал в оба конца эти громадные, лежащие по направлению к Китаю области".
    Хорошим подспорьем Идесу послужили карты голландца Николаса Витсена, который в молодости побывал в составе посольства в Московии и с тех пор увлекся сбором сведений о землях и народах незнаемой в глазах европейцев страны. Сам он в Сибирь никогда не ездил, но, видимо обладая особым даром заводить знакомства и располагать к себе людей, поддерживал переписку с весьма отдаленными уголками земли, получая таким образом актуальную информацию с мест. "Я собрал томы журналов и реестров, в которых были названия гор, рек, городов, а также большое число рисунков, которые были сделаны по моему указанию, в них изображены те земли, о которых я упоминал. Именно на основе того фонда, который я собираю много лет, сравнивая и проверяя все материалы и продолжая их собирать, и составлена карта Тартарии", - писал Витсен в одном из писем.
    Порой почта приносила и ценные посылки. Однажды из Сибири доставили карту, выполненную на гладкой деревянной доске и покрытую блестящим лаком, в котором Витсен нашел свойство с китайским. Карта представляла не только Сибирь, но и "весь тартарский край" - территорию Азии до восточного побережья и самого Пекина. Надписи, однако, были русские, хотя и ломаные".
    Витсена поразила искусность неизвестного художника, который на куске дерева семь на три с небольшим пядей поместил не только изображение местности, но также населяющие ее народы и обитающих там зверей, птиц, рыб. Выглядели они "как живые", - человечки, чьи одежды, снаряжение, скарб, домашние животные выписаны с этнографической точностью, путешествуют, охотятся, занимаются хозяйством среди гор, рек, лесов, болот и пустынь, нарисованных не схематично, а будто бы с натуры.
    Карта оказалась вполне верна. Витсен увидел в ней много сходства с той, которую составил сам, отметив несколько новых деталей и найдя подтверждения сведениям, полученным со слов местных жителей через третьи руки. Не преминув, впрочем, попенять на неточность расстояний и отсутствие географической сетки, ибо "люди в этой пустынной местности не имеют ни малейшего понятия" о широте и долготе...
    Витсен, конечно, не знал имени художника, не был даже уверен, из Тобольска происходит карта или из Енисейска. Это была лишь капля в море... Еще живя в Москве, предприимчивый иностранец имел доступ к русским источникам, а позже регулярно получал из России свежие сообщения, которые во многом послужили основой для его карт и описаний, ставших своего рода энциклопедией Сибири.
    Карты Николаса Витсена, политика, дипломата, ставшего бургомистром Амстердама, постоянно переиздавались, принеся ему международную славу и восхищенную благодарность европейцев, которые называли проделанный им труд магией. Русское самодержавие тоже не осталось равнодушно к заслугам голландца: Витсену пожаловали царскую грамоту, которая воздавала должное его деятельности картографа и даровала некие торговые привилегии.
    Справедливо гордясь собственными достижениями, Витсен поддерживал и других исследователей, если находил их работу достойной внимания. Он способствовал публикации записок и карт Идеса, которые охватывали как пройденный им путь, так и всю остальную Азию. Идес уточнил и исправил карту Витсена, за что последний на него совсем не обиделся.
    Неточностей и даже откровенных ляпов у Витсена немало. По большей части их связывают с плохим знанием русского языка. Удивительно, что бургомистр не смог найти человека, который правильно бы прочел для него русские карты. Витсен путался с названиями городов, рек и целых областей, некоторые, взятые из разных источников, дублировал, не понимая, что речь идет об одном и том же.
    В старину на картах писали много "лишних" слов, что еще больше сбивало с толку. В результате в истоках реки Амур у Витсена обнаружилась провинция под именем "Otsel poshel". Полагают, что, встретив на одном из русских чертежей надпись "Отсель пошел Амур", голландец отделил знакомое "Амур" от двух других слов, придав последним новый смысл. И это только одна из многочисленных "неточностей", допущенных признанным знатоком Тартарии...
    Легко быть умными задним числом. А попробуем-ка мы прочесть вычурные письмена на европейских картах - все эти pinxit, fecit, агх, oppidium...
    К тому же, как видим, картография дальних стран в ту пору была уделом любителей. Таких, как Витсен, Идес, а до них Дженкинсон, Масса и многие другие. Иных источников порой просто не было. Неслучайно карту Идеса некоторое время признавала лучшей даже академическая наука, но поздние современники нашли в ней немало изъянов, подчеркивая, что посол пользовался несовершенными методами.
    Французский иезуит и путешественник Филипп Авриль и вовсе с досадой заключает: "Как тщательно ни старались древние географы передать нам сведения об обширном пространстве между Обью и Великой Стеною Китайскою, надобно признаться, что они весьма мало в том успели. Одни не говорят почти ничего, а другие, желая сказать многое, сообщают нам догадки и предположения в качестве положительных истин. Новейшие описатели были не более счастливы, ибо, дополняя сведения своих предшественников, они ничего к ним не прибавили, кроме упоминания о дремучих и бесконечных лесах и множестве ужасных пустынь, наполняющих будто бы эти обширные и необитаемые пространства".
    Пленные шведские офицеры, сосланные Петром I в разные местечки Сибири, принесли с собой передовые, военные, приемы картографирования и неуемную любознательность. Первые описания дикого края попали в Европу вместе с письмами, которые пленным время от времени удавалось пересылать родным, и уже тогда начали публиковаться. Шведам дозволялось путешествовать в окрестностях мест поселения, а российские власти нередко использовали их для разных поручений и дел, требовавших образования и квалификации, которыми не обладали ни русские, ни аборигены. За десятилетие ссылки пленные проделали огромную работу, которую высоко оценили российские академики с заграничными именами, считавшие, что на русских в составлении карт полагаться нельзя, потому что они не знают математики. Итог: явные белые пятна остались только там, где шведов не было...
    Наибольшую известность получил труд Филиппа Иоанна фон Страленберга, отбывавшего ссылку в Тобольске. Он встречался с Татищевым и Ремезовым, от которого получил то ли чертежи Сибири, то ли устные сведения о населяющих ее народах, путешествовал вместе с Даниилом Готлибом Мессершмидтом, немцем на русской службе, словом - собрал довольно подробных и достоверных сведений, чтобы, используя свои передовые приемы, превратить их в достойную доверия карту.
    "Было бы достаточно приложить немного усилий для того, - пишет Страленберг в своем исследовании, - чтобы извлечь пользу из всех преимуществ, которыми обладает Россия, и привести ее в такое состояние, когда она могла бы обойтись без всех других государств Европы, тогда как очень немногие государства Европы могли бы обойтись без России".
    Странно, но, увы, закономерно, а потому особенно печально, что больше всего о процветании России радеют иностранцы. Хорватский филолог-иезуит Юрий Крижанич, мечтавший о всеславянском единстве, советовал отказаться от импорта бумаги и наладить собственное ее производство, для которого есть все условия, призывал наполнить кораблями Каспийское море и российские, особенно сибирские, реки: "Ибо вся сила сибирской земли в ее реках, и тот, кто хозяин рек, тот хозяин и этой земли". Но на тот момент дела обстояли совершенно наоборот: "...судоходства мы не знаем, либо мало что в нем понимаем". Эх, давно известно: страна наша богата...
    Ошибкой было бы думать, что в России подробности сибирской жизни и географии узнавали только из иностранных карт, а сами ведать не ведали о том, что творится в дальних пределах царства. Хотя... не без этого. Случалось, отправляя людей в глухие углы, наказывали, кроме прочего, разузнать, чьими подданными полагают себя местные жители: китайскими, российскими или ничьими... Но верно и то, что за пару веков до Ермака новгородцы ходили на Обь, а в XV веке Москва посылала военные отряды, чтобы привести к покорности остяков и самоедов, которых числила своими подданными. Сто лет спустя русские знали Мангазею, а Сибирское царство платило им дань - правда, недолго. Русские мореходы на удобных небольших судах продвигались вдоль северного побережья до Оби, в то время как вооруженные прогрессивной методой европейцы на своих больших кораблях застревали и гибли.
    О том, насколько тесны связи русских с Сибирью, в Европе знали смутно. Москва, как правило, не поощряла торговый, научный и политический интерес иноземцев к восточным частям страны, богатым, но малозаселенным и беззащитным. Были предприняты особые меры, чтобы скрыть от "немцев" водный путь в Мангазею. У Страленберга сибирский губернатор Гагарин отобрал готовую карту и запретил заниматься картографированием. После отставки Гагарина запрет был снят, и непохоже, чтобы это повредило интересам державы.
    В 1923 году российский историк, академик Сергей Платонов изложил свой взгляд на "присоединение Сибири" - взгляд не то чтобы новый, но развенчивающий многие иллюзии. Знаменитое семейство промышленников Строгановых, расширяя свои владения на Урале, столкнулось с неудобством: нападения "сибирского салтана" мешали торговле и с Севером, и со Средней Азией. Вот если бы устранить помеху и самим утвердиться на торговых путях, через которые товары текут в Россию, да ходить невозбранно дальше, разыскивая и разведывая богатства сибирской земли...
    Состояние Строгановых, как, ссылаясь на голландца Исаака Массу, пишет Платонов, происходило от торговли с Мангазеей. Масса утверждает, что Строгановы свели дружбу с Борисом Годуновым еще в бытность его боярином. Отсюда и земли, и невиданные привилегии... Так это или нет, а дозволение наступать за Урал Строгановы получили от Ивана Грозного еще в 1574 году. Наряду с "военным поиском", который воплотился в поход Ермака, они готовили "водный поиск", рассчитывая по рекам выйти к Китаю. Водный поиск так и не состоялся, зато военный увенчался полным успехом. Правда, Строгановы не получили от него той выгоды, на какую рассчитывали, ибо плодами победы тут же воспользовалось государство, заново пришедшее на сибирские земли, чтобы утвердиться на них окончательно.
    С попыткой "водного поиска" связана история брюссельца Оливера Брюнеля, торгового приказчика голландской фирмы, который был послан в Россию по делам, но, видно, заехал не туда... Его заподозрили в шпионаже и посадили в острог в городе Ярославле. В ту пору обычной практикой считалась продажа узников и военнопленных состоятельным людям. Вот и Строгановы подбирали себе по тюрьмам толковых иностранцев, дабы использовать их в прямой торговле с Западом. Брюнель стал доверенным агентом Строгановых, ездил в Европу и на восток, в Мангазею. Он, видимо, и задумал "водный поиск", по поводу какового встречался со знаменитым фламандским космографом Герардом Меркатором - автором картографической проекции, используемой и поныне для морских карт. Что произошло дальше, неизвестно, но в Россию Брюнель не возвратился, и сведений о речной экспедиции Строгановых до нас не дошло.
    Государство утверждало себя в Сибири крепостями и гарнизонами, тесня частных торговцев и добытчиков пушнины, которые дотоле чувствовали себя полными хозяевами положения, но до царя - далеко, и теперь произвол чинили безнадзорные чиновники, знавшие, что самоедам жаловаться некому. Разве проедет мимо вельможа чужеземного роду-племени с посольством... Эбергад Избрант Идее писал в докладе: "А как к ним пришлют ясаку збирать, и тот они платят с усердною охотою, а тот, кто прислан бывает, берет у них насильно вдвое перед тем себе... и буде они добродетелью дать того не похотят, то мучит он их в железах и побоями. О сем мне все иноземцы по всей Сибири и в Даурах розных народов, собрався великим собранием, жаловались... и они хотят зело выборных своих ото всякого народа с челобитными к Москве послать, но их не пропускают".
    Славилась Сибирь мехами, в особенности дивными соболями, но стоило русским хлынуть на восток и север вольным потоком, как богатство это вскоре истаяло. Посаженные в новых областях начальники - где к середине, где к концу XVII века - с сожалением констатировали, что соболи повсеместно "выпромышлялись". Слово-то какое! О рациональном использовании природных ресурсов, сбережении редких животных, да хотя бы просто о жалости к красивому зверьку еще и мысли не рождалось...
    Англичане с голландцами тоже стремились на восток не из одних научных побуждений.
    В середине XVI века англичане лишились пяти кораблей, надеясь открыть северный морской путь в Китай.
    В 1643 году губернатор голландской Индии отправил два корабля на север на поиски... золотых и серебряных островов. Отплыв с индонезийского острова Ява, они добрались до Охотского моря, попутно открыв новые земли, но искомого не обнаружили, лишь потеряли десяток моряков. Не хочется утверждать, что алчность двигала вперед науку, но факты говорят за себя...
    Поразительно: Европа готовилась к промышленной революции, завершилась эпоха великих географических открытий и началась колонизация новых континентов, наука делала небывалые успехи, и в то же самое время многие вполне уважаемые ученые и картографы всерьез обсуждали представления, восходящие к седой древности, к античным и библейским мифам, которые перемешивались и усердно культивировались средневековыми европейцами.
    О тех же золотых и серебряных островах - Хрисе и Аргире - впервые говорится у римского географа Помпония Мелы, который помещал их в "Восточном море", у берегов Индии, подчеркивая, что почва этих островов состоит целиком из самородного золота и серебра. Весьма вероятно, что представления об этакой даровой роскоши возникли много раньше, но письменного упоминания о них до того момента не было или оно до нас не дошло. Зато вслед за Мелой легенду с удовольствием повторяли не только римские авторы, но и пишущие на латыни средневековые ученые, так что в конце концов она утвердилась едва ли не как научный постулат и получила особую популярность с развитием мореплавания.
    Золотые и серебряные острова искали, как сегодня ищут клады и затонувшие корабли. Время от времени поступали сообщения, что такой-то корабль наткнулся на вожделенную добычу, находились подтверждавшие это "очевидцы"... Все плавали за золотом - в Америку, Индию, Китай. И даже просвещенные голландцы XVII века не смогли устоять перед блеском нелепого золотого миража.
    С Тартарией связана еще одна абсурдная сказка, в которой смешаны сразу несколько преданий и даже чуть-чуть фактов. Жил на свете полководец Александр Македонский. Это факт. Завоевал он полмира, и в походах своих встречался с разными народами, в том числе и такими, что вели жизнь совершенно первобытную, следуя своим извечным обычаям.
    Обычаи эти показались Александру до того мерзкими... Это, кстати, тоже может быть правдой. Витус Беринг, чья экспедиция положила конец большинству мифов и заблуждений, с отвращением говорит о нравах жителей Камчатки, которые в случае рождения близнецов, неважно, человеческих или звериных, одного из них убивали, тяжело больных изгоняли в лес, а мертвых оставляли собакам.
    Любой этнограф скажет, что для этих обычаев есть основания, и указывают они не на зловредность природы, а на архаичность культуры, но в наших глазах такое поведение впрямь выглядит донельзя скверно.
    Так вот, повстречал Александр Македонский недобрые народы, пожиравшие своих мертвецов и творившие всякие непотребства, и, не сумев победить их силой оружия, вызвал пожар с помощью зеркала и солнечных лучей. Собрав уцелевших, но не раскаявшихся врагов, сей язычник "обратился к небу и смиренно просил Творца, чтобы отвратительные эти племена были заключены между горами Каспия, Кавказа и Северных отрогов". Бог услышал молитву великого завоевателя и соединил горы, оставив небольшой проход, который Александр запечатал медными вратами, покрытыми особым веществом, непроницаемым ни для грубой силы, ни для злокозненной магии.
    Легенду рассказывали по-разному, но отвратительные племена обыкновенно называли Гогом и Магогом... Это отсылает нас к Библии, которая предрекает разрушительное нашествие с севера, а также присоединение Гога и Магога к войску сатаны в преддверии Страшного Суда. Еврейские толкователи и вслед за ними средневековые европейцы видели в Гоге и Магоге воинственные племена скифов, хотя были и другие версии. Скифию же на картах помещали там, где позже появится Тартария.
    Посему, когда в XIII веке монгольские орды хлынули на запад, христианские книжники задались вопросом: а не Гог ли это с Магогом вырвались из каменного заточения, дабы сокрушить мир? Бесспорных подтверждений не находили, но и опровержения тоже казались недостаточными. Так велик был ужас перед разрушительным натиском...
    Наука в Европе начиналась с осмысления античной традиции. Посему - скифы давно сгинули, а Скифия на картах все жила. XV-XVI века - эра птолемеевских карт.
    Древнегреческий ученый Клавдий Птолемей славен двумя крупными трудами - астрономическим трактатом "Большое построение", известным под арабским именем "Альмагест", и "Руководством по географии". До XV столетия Европа и не подозревала об их существовании, а арабские ученые вовсю пользовались наследием античных классиков и, опираясь на них, вели собственные исследования.
    На завоеванных землях Пиренейского полуострова арабы основали халифат и построили библиотеки, которые во время Реконкисты попали в руки испанских христиан, обнаруживших в них кладезь потерянных знаний, в том числе "Географию" Птолемея.
    Текст перевели на латынь, а после изобретения книгопечатания начали активно публиковать. "В 1477 году в Болонье было выпущено в свет издание "Географии", снабженное 26-ю региональными картами, гравированными на меди, - пишет составитель календаря Алексей Булатов. - В следующем году в Риме вышла "География" с 27-ю картами - была добавлена Карта мира".
    До сих пор неясно, кто начертил карты - сам Птолемей или средневековые географы по его описаниям? А, может, древний математик - автор только 26 региональных карт? Как бы там ни было, они вошли в историю под названием птолемеевских. Сколь бы ни преклонялись европейцы перед познаниями античных мудрецов, к XVI столетию стало ясно, что мир не совсем таков, каким мыслили его древние, и птолемеевская "География" представляет скорее историческую ценность, чем практическую.
    Абрахам Ортелиус из Антверпена одним из первых решился на серьезную реформу птолемеевской географии. В 1570 году он выпустил собственный атлас "Зрелища круга Земного", целиком составленный из современных ему карт с указанием авторства каждой, что в те времена делал далеко не всякий.
    Единственным доступным способом тиражирования изображений была гравюра. С одной гравировальной доски получали десятки и даже сотни оттисков - в мире, где совсем недавно тексты переписывались, а рисунки перерисовывались от руки, это казалось большим рывком вперед. Создание гравировальной доски было кропотливым делом, но художники XVI-XVIII веков достигли в нем изумительного мастерства.
    Формой для выпуклой, или высокой, гравюры, то есть ксилографии, служила деревянная доска, на которую пером наносили рисунок в зеркальном отображении. Вырезанные и углубленные гравером места при печати оставались белыми.
    Первые гравюры получали именно таким способом, однако по прошествии времени он уже считался грубым.
    Более качественные оттиски давала гравюра на металле, она же углубленная, или глубокая. На медной доске вырезали, процарапывали и вытравливали кислотой углубления, которые потом заполняли краской. Гладкую поверхность доски тщательно очищали - в отличие от ксилографии, теперь именно углубленные контуры образовывали рисунок. Чтобы краска из углублений перешла на бумагу, пластину с большим усилием прокатывали между двумя валами, отчего линии на отпечатках получались выпуклыми.
    Карты, отпечатанные с медных пластин, выходили четкими, детальными, точными. Но и в ксилографии некоторые мастера-граверы достигали такой тонкости и совершенства, что их карты называли "исполненными в технике гравюры на меди".
    В календарь вошли гравюры XVI-XVIII столетий Себастьяна Мюнстера, Джиакомо Гастальди, Джироламо Рушелли, Герарда Меркатора, Антония Дженкинсона, Фредерика де Вита, Йодокуса Хондиуса, Виллема и Иоанна Блау, конечно же, Николаса Витсена и других граверов, издателей, картографов, путешественников - одно нередко дополняло другое...
    На первых картах мы встречаем имена не существующих уже стран - Скифия, Сарматия, Согдиана. На карте из атласа Блау, нареченной колоритно "Тартария, или Империя Великого Хама", фигурируют казаки, татары, калмыки, Ногайская орда, Югория, Тюмень - целая страна!.. Чуть позже на ее месте появляются названия отдельных городов - Тобольск, Ишим, Сургут. Чудно разбирать выведенные латинскими письменами Samoieda, Obdora, Sibiria...
    Разглядывать старинные карты интересно, но читать трудно - все путано, вычурно, непривычно. С сопроводительными текстами проще. К тому же они дают понятие о том, почему карты именно таковы - какие принципы определяют их облик и содержание. Мы видим, что зачастую географические чертежи были плодом умозрительных построений, основанных на древних легендах. К иным сами авторы относились с сомнением, но все же приводили за неимением иного, другие принимали на веру, порой отвергая именно те, в которых имелось рациональное зерно, - утверждения древних воспринимались буквально и потому казались слишком невероятными.
    Описания людей козлоногих и одноглазых, людей со ртом на темени указывает скорее на манеру одеваться и украшать себя, чем на чудовищную анатомию. Рассказы о полярных дне и ночи так явно противоречили повседневному опыту, что их всячески переиначивали, пытаясь придать видимость здравого смысла, и в результате затуманивали истину...
    ...Наступил XVIII век, многие загадки, заданные древними, прояснились. Но мир все еще был велик, и даже отвергая один за одним мифы и сказки прошлого, ученые блуждали в потемках, торговая и даже государственная политика строилась на ошибочных представлениях о географии. Думали, например, что Америка ближе к Европе, чем на самом деле, что Япония может иметь соединение с материком, а Азия с Америкой...
    Этот последний вопрос волновал всех, и многим, вопреки очевидным уже свидетельствам, не верилось, что между континентами есть пролив. Даже экспедиции Беринга ставили задачу дойти вдоль северного берега до Америки, а там "доехать до какого города европских владений". Рассматривалась возможность встречи с кораблями европейских стран, посланными в американские колонии, и на этот случай был разработан порядок действий.
    Что ж, экспедиция поставила точку в споре, доказав, что никакого соединения между Америкой и Азией нет. Так заканчивается история познания воображаемой Сибири и начинается история ее серьезного исследования и освоения.
    Вся эта увлекательная и обширная историко-картографическая повесть - от Птолемея до Беринга - содержится в календаре, размерами не уступающем старинному фолианту. Отрывки из путевых заметок, документов, писем, научных трудов - и два десятка замечательных карт страны неведомой...
    Пять лет назад у Алексея Булатова вышел календарь "Воображаемая Россия" с изображениями карт из его собрания, но "Воображаемая Сибирь" - не повторение на региональном материале, а самоценное произведение. Материалы для нового календаря подготовил, разумеется, Булатов, но идея выпуска именно такого издания принадлежит председателю Благотворительного фонда "Возрождение Тобольска" Аркадию Елфимову.
    Яркие картины былой жизни, частью реальной, частью придуманной, завораживают, умиляют, пугают, возмущают, но не оставят равнодушным хоть сколько-нибудь любознательное сердце. Будоражат ум, зовя не только поплутать в увлекательных фантазиях, но и взглянуть на себя со стороны. Так ли уж мы изменились со времен Тартарии и империи Великого Хама? Да и вообще... не "скифы ль мы"?
   

Статья опубликована в еженедельнике "Сибирский Посад", г. Тюмень, 15-22 августа 2006 г., с. 8-9.

Документ обновлен: 11 августа 2012 года